Вот как. Выходит, даже тут Понятия чтут, хоть и называют по-другому. Удивительно, что Понятия оказались более живучими, чем христианская этика. Может, потому что были более древними, несмотря на разные названия у разных народов.
– Эге. Выглядишь разочарованным, фантазер?
Похоже, от молдаванина не скрылось, что Младший действительно в глубине души подозревал, что корабль непростой. И только выдает себя за мирный.
– Думал, тебе нахлобучат рогатый шлем и пошлют на нос драккара, штурмовать города, топить корабли, насиловать женщин? Или в другом порядке? Нет, паря. Твоя судьба другая. Тебя ждет селёдка. Много селёдки. А пока бери долбанный вантуз, проволоку и прочищай эти сливные отверстия в полу от чешуи. А потом убирай тут все вёдрами как золушка. У нас много работы. К началу новой смены тут должно быть, как в операционной. Слышишь шум?
Младший только сейчас понял, что из-за поперечной стены доносится через равные промежутки лязг, будто там катается что-то тяжелое, а еще слышно бульканье.
– Снаружи новую партию поднимают со дна. Пока она еще не знает, что её ждет. Но скоро будет балтийская сельдь, пряный посол, м-м-м. Вкуснотища. Но это высший сорт, ее всю продадут на берег бюргерам. Нам такое не по карману. Мы едим некондицию.
– А если ее не успеют продать?
– Такое тоже бывает. Хотя капитан звереет от этого. Тогда она испортится и ее выбросят за борт. Морозильная установка не работает. Мы или солим рыбу на месте, или съедаем. Или выкидываем. Коптить или вялить тоже пытаемся, но мизерными объемами. Соль мы берем с берега.
– Не отвлекаемся. Трепаться будете потом! – услышали они усиленный динамиком голос мастера Кнута.
И это было только начало... Работы действительно оказалось очень много, первый день показался Саше бесконечным.
Скаро научил его за день многим правилам, относящимся к любой работе, которые Младший до сих пор не знал, дожив до взрослых лет.
Например, — лучше сделать плохо, чем никак. Или что такое «ИБД» – имитация бурной деятельности, и почему она так важна, когда начальство смотрит – пусть даже через камеру.
И как понять, что на тебя нагрузили слишком много? Не по тому, что у тебя через час работы вся спина в «мыле». А по тому, что просто не успеваешь сходить в гальюн. Так тут назывался туалет.
Как оказалось, работать надо будет «8+4» – восемь часов смена и еще четыре вахта. Остальное – отдыхай, как захочешь, но, скорее всего, тебе захочется спать.
Иногда, если случится аврал, работать придется еще больше. Сказать, что Младший был всем этим опечален, значило ничего не сказать.
Глава 2. Команда
После смены им дали целых пятнадцать минут, чтобы помыться довольно холодной, похоже, забортной водой. Чуть подогретой, но дай бог, если прошедшей хоть какую-то очистку. И брусок серого мыла, крохотный, символический.
Душевая была разделена такими же символическими перегородками, закрывавшими человека от силы наполовину. И чертов душ никак не хотел работать как надо: вода текла или слабой струйкой, или наоборот, ливнем, часть из которого горячая, а часть ледяная. Данилов боялся сломать ручку переключателя. Стоя на железном полу – еще более холодном, чем кафельный – чувствуя себя загнанной лошадью, он трясся.
Он обогнал своих напарников в коридоре, когда те остановились и разговорились с кем-то из норгов. Младший хотел помыться побыстрее, поэтому разделся быстро. Самоуважения хватало не держаться как щенок за тех, к кому его приставили. Чтобы не казалось, будто он ищет защиты. Защищаться надо самому.
Он слышал их голоса на противоположной стороне помывочного зала. Вернее, только голос Скаро, который что-то рассказывал на своем румынском английском. Иногда реплики прерывались взрывами чужого рыкающего хохота.
В основном в огромной мойке разговаривали на норвежском. Русская речь и английская «лингва-франка» терялась на фоне варварского наречия викингов.
И сами они были тут. Здоровенные и в чем мать родила. Какая-нибудь девушка, увидев такое, могла бы в обморок грохнуться. Впрочем, ее тогда, наверное, ждала бы незавидная судьба.
Младший хотел побыстрее закончить дела и свалить. Только интроверт поймет, почему.
Намылился, смыл с себя грязь и рыбную вонь, быстро прошел до выхода, там вытерся грубой тряпкой, которая когда-то могла быть полотенцем.
Неуютно находиться в окружении голых иностранцев. Когда не понимаешь шуток, но слышишь, как они гогочут в своих клетушках и чувствуешь, что они говорят друг другу какие-то скабрезности. Дружная колония тараканов, которая поселилась в Сашиной голове, не любила, когда на него смотрят, даже полностью одетого… А пройти его дорогой и не заполучить в компанию к этим «пассажирам» еще и новых было невозможно.
Может, это паранойя. Но он готов был, если надо, отбиваться кулаками, ногами… больше-то нечем, даже завалящей железяки не найти. Впрочем, никто не проявлял агрессии. Только один здоровый жлоб, чуть не столкнувшись с ним в проходе, произнес несколько слов, в которых было много звуков «ш» и «р». Голый голиаф прыснул от смеха, видя, как Александр дернулся, чтобы избежать столкновения.
Когда Младший примерно пересказал эту фразу Скаро, тот перевел с норвежского.
– Он сказал: «Чувак, не нервничай. Ты не в моем вкусе». Да не ссы! Тут радужные редкость. Капитаном такое не приветствуется. Женщин не видим месяцами, но работа выручает. Ну и журнальчики.
При этих словах Финн хихикнул.
– Ничего, скоро заход в порт, – усмехнулся молдаванин. – Там оторвемся.
Младший выдохнул. Если уж он в ордынском лагере выжил, то стыдно бояться каких-то европейцев. Впрочем, на «зоне» в одном плане было спокойнее: все-таки там свои, русские, пусть и в наколках. Хотя там душевые похуже, и доступны только привилегированным заключенным. Но Младший был как раз таким. Не блатным, ясное дело, а «придурком». Но очень нужным ордынскому упырю-коменданту для ведения архивов и лагерной бухгалтерии. А как бы он иначе выжил?
Даже там он не смог приучить себя к мысли, что мытье – дело коллективное, а не интимное.
Робы стирали в прачечной по очереди. Имелся специальный график. Значит, и Младшему когда-то придется. Ну, не боги горшки обжигают.
Переодеваясь в чистое возле кабинки, Александр понял, как сильно болят у него руки. Кисти покраснели и распухли, их саднило, хотя серьёзных порезов не было. Наверное, несмотря на рукавицы, на кожу все же попадало слишком много соли. Ещё он ушиб палец об край одной из засолочных ванн, и тот ныл, как больной зуб. Может, сходить к коку? Нет, несерьезно. Засмеют. Само пройдет. И хорошо бы найти антисептик. Или чем ещё можно обработать руки?
После смены положен отдых. Пространство средней жилой палубы было разделено на комнатки для четырех-шести человек. Внутри их каюты (которую чаще называли кубриком) было хоть и тесновато, но почти уютно. Имелся откидной столик. Спальными местами были хоть и жесткие, с потрёпанными матрасами, но достаточно удобные раскладные койки. Еще тут был задраенный наглухо иллюминатор, из которого можно было увидеть только серую гладь моря.
Саша облегчённо выдохнул при виде помещения, где ему придётся прожить какое-то время. Он уже нарисовал себе в воображении что-то вроде казармы, где в подвесных гамаках спят двадцать, а то и тридцать матросов, туго набитые сюда, как селёдки в бочках. Ему случалось ночевать и в бараках, но там хотя бы была твёрдая земля.
Скараоско указал ему на свободную койку, показал куда сложить вещи – для этого имелась штука под названием рундук, по виду как из антикварного магазина. Младший замешкался с размещением, Скаро не стал ждать и сказал, чтобы тот догонял их и шел в «кантину», потому что через десять минут приём пищи. Румын ушёл вместе с еще одним чуваком, коротко стриженым парнем, которого звали Василий. Вроде он был мотористом.
Младший догадался, что имеется в виду столовая. Он довольно легко нашел дорогу, хотя никаких указателей на стенах не было. Просто надо идти туда, куда идут все, словно олени на водопой.
